Форум » Квесты, флэшбэки, альтернативные отыгрыши » Пробные посты » Ответить
Пробные посты
Йеннифер: Да, название говорит само за себя. Здесь каждый должен оставить пост (даже те, чью анкету уже приняли) на тему "Один случай из жизни". Длина - 15 строк и больше, но никак не меньше. Зачем он нужен? Затем, чтобы администрация смогла составить о вас мнение, как об игроке, а также для того, чтобы Вы своего персонажа полнее раскрыли и прочувствовали. Правила одни для всех, поэтому, даже если вы уже зарекомендовали себя, как хороший игрок, пожалуйста, все равно отпишитесь тут, это не составит для вас труда. Требования к написанию поста - стандартные. Орфография, проверка, выделение мыслей, речи. Рекомендации - здесь Флуд категорически запрещен! Комментарии к чужим постам - тоже (администраторы комментируют в самом посте цветным фломастером в конце, ставя свою подпись).
Ответов - 40, стр:
1 2 All
Денкрау: Пояснения. Время, если сравнивать с игровым: около 25-27 лет назад. Дену тогда было 23 года. Место - один из городов нордлингов. Случай из жизни: появление браслета. Помни имя мое Зарисовка. Мне кажется, я все делал неправильно. С самого начала, когда только ушел из дома, когда боялся, когда попадал в передряги, когда прятался, молчал, не желал провоцировать. Все это было неправильно. Теперь… теперь же посмотрим, как будет. Серое небо над головой, но взглянуть вверх больно. Вроде и тень, но такое ощущение, что лучи солнца все-таки пробивают тучи, бьют в глаза, заставляя зрачок болезненно – и в то же время очень заметно – сужаться, делая глаза злыми и кошачьими, лишая их всего «человеческого». И я почти вижу, как самые яркие лучи застревают в облаках, отражаются, рассеиваются, а какие-то еще, какая-то часть их таки проскальзывает вниз… Интересно, те, что длиннее, или те, что короче? Или дело совсем не в этом… Все-таки я слишком мало знаю. Заметно больше большинства сверстников-людей, но этого все равно не хватает. По крайней мере, одно в таком освещении хорошо. Тени под ногами практически не заметны, а глаза… я уже привык их опускать. Привык прятаться. Может, и зря. Иногда воровать – гораздо прибыльнее, чем делать лекарства и торговать ими. Не спорю, опаснее, но что я, в сущности, теряю? Кроме, разве что, временами – спокойствия. Но я изживаю у себя эту далеко не самую полезную штуку – совесть, делаю так, как считаю нужным. По крайней мере… Двойственное чувство. Этот мир мне должен куда больше. Этот мир мне не должен ничего. Совсем рядом изумительно пахнет пирожками. Вот если бы еще и подванивало сбоку сырой рыбой… Тухлой, притом, зуб даю, что тухлой, люди-то могут и не заметить, а у меня обоняние хорошее. Да и рыба всегда портится быстро. Не люблю рыбу, разве что свежую, но она… Ага, вот, что я забыл купить! Крючки и леску. Мало ли, какими лесами придется топать, и мимо каких рек и ручьев проходить, так не одними же ягодами и корешками питаться, когда еда заканчивается. И весит немного, что весьма выгодно, а то иногда с жадности, ну, или домовитости накупишь или натащишь всякого барахла, а потом половину выбрасываешь или раздаешь, так как сил тащить это все нет никаких – ни физических, ни душевных. Сам-то я таки не лошадь, а завести сие чудное создание не рискую – жалко животинку, будет шарахаться от меня, как от проклятого, да и кормить ее нужно, и устраивать куда-то, а мне хоть для себя, любимого, это все организовать – уже радость. Люди вокруг торгуют, смеются, какой-то шут гороховый залез на бочку и выбивает чечетку, а рядом собралась толпа зевак – хлопают в ладоши, отбивают ритм. Парень еще ниже и, кажется, моложе меня – лет шестнадцать. В волосах – раскрашенные перья, в безрукавке – ленты, на ногах – деревянные башмаки, а внизу, под бочкой – шляпа, в которой уже сверкает горсть монет. Уже не впервые подумываю – а, может, стоит тоже попробовать научиться? Я и пробовал уже. Просил, чтоб научили. Но, что странно, не могу. Всякая акробатика – это еще кое-как получается, а чечетка – ну никак. Стесняюсь. Особенно когда вокруг начинают смеяться мои учителя – дети лет тринадцати-четырнадцати. И мне тогда кажется, что я уже совсем-совсем старый и ни на что не годный, хотя какой я старый в свои-то года? Вот эту куртку я и возьму. Удивительно мягкая, достаточно длинная. Поднимаю руки, поворачиваюсь в разные стороны, проверяю длину и ширину рукава. Идеально. Я не собирался покупать столь дорогую вещь прямо сегодня, но все-таки рискну. Денег пока хватает, а не хватит – найду еще. Снова поворачиваюсь, прислушиваюсь. Шелест едва-едва слышен. Скоро я смогу передвигаться в ней совершенно бесшумно. Правда, то, что настолько новая… Я могу стать слишком заметным. Ну и ладно, к черту, все равно это ненадолго. Пара дней в лесу, пара ночей на сырой земле – и вуаля, заметность как рукой снимет. Мягкая какая все-таки. И совершенно чистая. И нигде не потертая. Прелесть просто. - Готово, мастер? - Да, пожалуйста, милсдарь Денкрау. Тридцать оренов. Плюс еще десять за срочность работы. - Спасибо. Серое небо плачет легким дождем. Выхожу из мастерской, поднимаю голову, и мне уже не надо щуриться от света – только от дождя, но он еще совсем маленький, слабый, он даже намного слабее меня. Или, может, я сильнее. Но он такой милый. Холодные капельки падают на волосы, на лицо, на плечи… Я все делал неправильно. Но теперь я знаю, как надо. Собираясь уходить, оборачиваюсь на мастерскую, и еще успеваю заметить чье-то лицо в окошке. Интересно, зачем кому-то смотреть мне вослед? Неужели что-то настолько необычное было в моем заказе? - Куда на ночь глядя? – удивляются стражники. - Травы собирать. В лесу переночую. - Вона оно как. Лекарь шоль? Дык не видно ж ничерта ночью. - Почти. Но их лучше до рассвета собирать, а если утром выйду – не успею, - объясняю. Знаю, что расспрашивает от скуки и любопытства, а не от желания прицепиться. - Ты бы хоть палку взял, а то волки сожрут, - волнуется, чтоль? - Да пропусти ты его. Хочет – нехай идет, - машет рукой второй стражник. - Во, гляди, кажись, закрывать пора… Пахнет свежескошенной травой. Недавний дождик прибил пыль, не успев превратить ее в грязь. Иду, не зная особой усталости. Можно было бы дождаться утра и отправиться на какой-то проходящей телеге. Напрашиваться я умею. Но сейчас - предпочитаю пешком. Поправляю на руке кожаную полоску с тиснением. «Помни имя мое», - вьется изящная вязь букв. Очень непривычно чувствовать браслет на своей руке. Но – как-то спокойнее. Небо склонилось надо мной и смотрит вниз. Сонно мерцают звезды. Темно, но мне-то все видно. Очень сложно говорить кому-то свое имя. Мне кажется, что таким образом я отдаю во власть других часть себя. Но теперь оно будет записано тут. На этом вот кожаном браслете, с внутренней стороны. Я не знаю, что будет со мной и как долго прослужит мне эта безделушка. Вдруг кто-то когда-то, когда меня уже и не будет, снимет его с моей руки. И, может, запомнит. И расскажет другим. И тогда кто-то, Хатар, или, может, Френк, а еще, возможно, мои родители, узнают, что мы больше не встретимся. Интересно, они улыбнутся, вспоминая меня? Завтра где-то к полудню я должен, по идее, дойти до первой деревни. Потом – передышка, и снова вперед. Я знаю, куда я иду. Я только не знаю, дойду ли. Млечный путь под моими ногами. Черное небо над головой. И холодно - но только если останавливаться.
Серегвен: С предыдущим постом не сравнится, но... Зарисовка из детства. Девочка осторожно постучала, и, не дожидаясь ответа, вошла. Она знала, что отец никогда не был против её присутствия, но стуком просто хотела предупредить его. На стене висела огромная карта мира. Карту изобразил ещё дед Серегвен. Некоторые куски карты были пустыми. Девочке всегда казалось это странным. Маленькие пальчки девочки коснулись нижнего края карты - выше она пока не доставала. Но и там, куда она дотянулась, на карте было пусто. - Ведь так не бывает... - негромко начала она. - Как? - усмехнулся отец. Отсветы огня в очаге и тусклый свет свеч на столе освещали и его лицо, и карту, над которой он работал слабым неверным светом. - Не может быть, чтоб на карте совсем-совсем ничего не было! - уверено заявила малышка. - На карте - может, - отец встал из-за стола, подошёл к дочери, и поднял её на руки, чтоб та могла лучше рассмотреть карту на стене. - А в жизни? - В жизни - нет. Некоторые пользуются этим, и описывают неведомые земли, населенные разными чудовищами... Упырями... Гулями... Ведьмаками... Или кем-то неведомым... Но твой дед всегда считал, что если место неизведанно - карта должна остаться пустой. Это честнее. Девочка невинно щебетала, болтала ногами в воздухе, и вечно удивлённым взглядом рассматривала карту. - Нильфгаард... Цинтра... Скеллиге... - повторяла она названия. Читать Серегвен ещё не умела, но карту знала почти наизусть. Карты были частью её - ещё маленькой пока - жизни. Но карт было мало. И не смотря на свой возраст она понимала - а может, слышала от отца и деда - что пустых мест на карте не должно быть. Кто-то должен их заполнить. А для этого надо побывать там, где сейчас пусто... Если мы что-то не видели, не значит, что этого нет в мире. Но где-то в душе этого всё равно нет... - Когда я вырасту, - сонно прошептала девчушка, - я буду там... Привезу тебе много-много карт... Отец слушал, и улыбался. Он знал, что рано или поздно Серегвен придётся отпустить. Но не сегодня и не завтра. Он знал, что жизнь вряд ли примет таких, как они с распрастёртыми объятиями. Знал и то, что у его дочери хватит сил пробиться самой... И отличия от других людей не сыграют роли.
Мистле: Арфа огромная и нелепая. Кому-то покажется красивой, а Мирославке кажется, что ничего красивого в куске дерева нет. До предела натянутые струны. И учитель, который приходит три раза в неделю. - Юная леди должна уметь играть! – вот и всё, что он повторяет. И Мирославка до сбитых в кровь пальцев терзает струны, выводя что-то на пейзажную тему. Что-то уныло пафосное, такое надоевшее, что в глазах уже троится... Сегодня – иначе. Сегодня нет даже самой арфы. Мирославка лично порвала струны. Инструмент жалобно взвыл. И затих. Миниатюрная собачка нервно тявкнула, наблюдая за девушкой. Собачка, похожая на крысу – такая же маленькая, противная и тощая… В прочем, крыс Мирославка любила. А собак, похожих на крыс – нет. Она просила СОБАКУ. Желательно – волкодава. Чтоб хоть один друг был в этой золоченой клетке… Но нет – «леди» не положено. Да чтоб их всех!.. Мирославка опускается на паркет рядом с собакой. Девушка с мягкими светлыми волосами ниже ягодиц, девушка в легком розоватом платье, воздушном, как зефир. Девушка с тяжелым взглядом глаз, холодных, как северное море зимой. Девушка, которая рада бы убежать, но отлично понимает – что за воротами ТАКОЙ жизни жизнь ДРУГАЯ. Гораздо хуже… За окном – глубокая ночь. Собачка нервно визжит, да так, что у Мирославки уши закладывает. Потом затихает. А Мирославка с каким-то облегчением откидывает в сторону маленькое тело.
Ассе: Одиночество души. Толпа зевак напряженно гудела, многие были недовольны, что чужак так умел в драках. Были слышны крики заводил: - Эй, Салик! Что ты ждешь?! Вдарь ему! Да сильнее! Молодой юноша молча пропускал удар за ударом. Уставшие руки кое-как держались на уровне лица, но о защите не было и речи. Салик, большой грузный крестьянин, буквально оглушал мощнейшими ударами парня. Но не смотря на боль, изнеможение Ассе стоял на ногах. Стоял из упертости, на злость Салику. Вновь замахнувшись, кмет решил покончить раз и навсегда покончить с настырным юнцом. Ассе собрал последние силы, и сделал шаг в сторону. Салик по инерции пролетел мимо, но быстро развернулся и хотел растоптать, уничтожить юношу. Но тяжелый кулак Ассе вонзился в подбородок кмета. Потеряв равновесие, крестьянин упал на перегородку барной стойки. Теряя зубы и истекая кровью, кмет медленно сполз на пол. Ассе качаясь стоял на ногах. Опухшее веко глаза мешало зрению С разбитых костяшек кулаков маленькими капельками капали капли крови. К юноше подошел учредитель боев. - Эээ… НУ это…Ты победил… Вот твои 50 оренов. Парень молча взял деньги. Он всегда делал все молча. Шатаясь, юноша прошел к столу. Тяжело опустившись на скамью, Ассе тяжело вздохнул. Раздавался треск поленьев в камине, огонь которого играл отсветами на стенах таверны. Где то был слышен смех Искры, возле барной стойки, улыбаясь, пил пиво Гиселер. Везде было шумно, неспокойно. Парень осторожно потрогал свое лицо. Нос перебит, но кажется не сломан, разбитые губы, одна щека опухла. Ассе осторожно осмотрел зубы - повезло, все остались на месте. Посмотрев на разбитые руки, юноша улыбнулся. Один из пальцев был немного сдвинут в сторону. Это след от молота отца. Ассе тогда впервые попробовал работать и тут же отбил себе палец. В сердцах парень тогда откинул орудие труда, за что моментально получил затрещину от отца. Это было все, что он помнил о своей семье. Да и можно ли это назвать семьей. Все детство большой горн отца, его уставшее и пьяное лицо. Нет, нужно это забыть. Забыть и не вспоминать. Не было у него семьи! К лицу Ассе что-то прикоснулось. Вздрогнув от прикосновения к кровоточащим ранам на лице, парень увидел Мистле, которая с улыбкой вытирала платком кровь с лица молодого парня. И удивительно, от ее прикосновений исходило тепло и доброта. Предназначенье свело вместе этих людей, Крыс Пограничья. Теперь они его семья. И не смотря на боль, несмотря на удрученный вид, Ассе улыбнулся. Улыбнулся чисто и открыто. В первый раз в жизни. Просили не флудить, но я не могу не написать... Представляла всё как вживую... Крысы - не просто сборище пьяных укурков, Крысы стали друг для друга сильнее, чем просто друзья... Спасибо за эту зарисовку... (Мистле)
Айрон: Кривизна, да и только. Будет побольше времени - наваяю что-нибудь поприличнее. "Дедушка бабушку опередил: внучку гвоздями к забору прибил..." Звуки лютни медленно наполняли полуподвальное помещение. Трактир «Под кудлатым мишкой» радовал посетителей своим гостеприимством. Трактирщик, больше похожий на кабана-переростка, нежели на человека, громко переругивался с отказавшимся платить за пиво, похожее, по его словам, на ослиную мочу, посетителем. Миловидные официанточки разносили заказы, покачивая при этом всеми особо примечательными частями тела; заядлые картёжники разводили очередного недотёпу, пряча карты в рукава, штанины и чёрт знает куда ещё. Возле входа отбрасывающий на добрую треть ярда тень громила подправлял носы всем недостойным. Отличить же достойного от недостойного по его меркам можно было только по размеру кулака и кошелька в равных пропорциях. За вторым по правую сторону столиком, судя по всему, снова завязалась драка. Какой-то прохвост тут же пошёл по наблюдателям, собирая ставки на победителя. Раздался пронзительный женский крик, которым не пойми, как здесь оказавшийся тощенький профессорок сопроводил своё падение в обморок. Один из дерущихся ненароком задел громилу. Полетели стулья, тарелки. Вслед за ними профессорок. Весь трактир мигом наполнился радостным оживлением. Посетители с по-детски наивными лицами дубасили друг друга, не забывая при этом похлопывать официанток по наиболее интересным на их взгляд местам. Профессорок, проявив тем самым небывалое мужество, рискнул, пробравшись между ног у очередного пьянчуги, спрятаться под соседний столик. Бочонок с пивом, недавно гордо именовавшимся ослиной мочой, упал, окатив при этом кучу из человеческих тел белоснежной пеной. Красноречивые выражения сыпались отовсюду вперемешку с зубами нерадивых ораторов. Вот с таким гостеприимством встречал путников трактир «Под кудлатым мишкой», в который привели госпожу О'Варлок обстоятельства. В городке действовал не очень способный, но довольно назойливый медиум. Уже дважды он обчистил ювелирный, вынудив владельца магазина открыть ему все замки. Не говоря уже о том, что оплата жилья, продовольствия и других услуг в его привычку так же не входила. По многочисленным просьбам граждан, чьё состояние колебалось от Нестабильно-обеспокоенного до Уголовно-мятежного, расхлёбывать всё пришлось чародеям. И вот теперь, поднабравшись в целях конспирации, магичка мельком наблюдала за предполагаемым субъектом. К интересовавшему чародейку человеку подполз тут же принявший вертикальное положение профессорок. В его руке мелькнул свёрток, незамедлительно спрятанный недавним объектом наблюдения за складку плаща. Затем они разошлись. Точнее, частично расползлись, ибо это был единственный способ для задохлика уберечь свою голову от порою пролетающих мимо неё предметов. Спешно засобиравшись, незнакомец направился к чёрному ходу. Стоило трактирщику напомнить ему о том, что не было предоплаты, неповоротливый на вид мужчина с удивительной скоростью схватил корчмаря за горло. Но вместо того, чтобы поднять шум, вскрикнуть, или хотя бы захрипеть, тот расплылся в дебиловатой улыбочке и помахал ему рукой, невнятно пожелав незнакомцу приятной ночи. Чародейка, покачиваясь, направилась следом за ним. Увиденное на улице превзошло все ожидания – в переулке, свернувшись калачиком, лежал распоротый от края до края медиум. Рядом, в луже крови, лежали вскрытый свёрток, окружённый едва заметным магическим туманом, и записка. Буквы слабо мерцали, словно раздумывая, остаться ли на бумаге или, своевременно образумившись, расплыться по воздуху тучкой завитков. Айрон вздохнула. Первое предупреждение Вильгефорца часто бывает последним. «Люди никогда ничему не научатся…» - подумала она, снисходительно обращая ещё тёплый труп в мягкое ничто. В переулке никого не было. Ничего не происходило. Из трактира доносились громкий смех и ругань. Обычный вечер обычного дня.
Михаэль Кеннинг: Вечер был очень необычен сегодня. Казалось все звёзды высыпали на небо, чтобы посмотреть на какое - то им одним известное событие. Эл вышел на улицу, волоча за собой красивое вязаное кресло - качалку. Лунный свет мягко освещал дорожку от их небольшого кособокого домика до терраски, где, уютно развалившись на таком же креслице сидела его сестра - Элла - чудная девушка. Холодная обычно к людям, из - за чего никогда не удавалось долго оставаться официанткой в их таверне. Страстно любящая брата, порой казалось, что даже больше, чем простой сестринской любовью. Между ребятами с детства существовала особая телепатическая связь, позволяющая им очень сильно чувствовать друг друга. Но девушка редко практиковала свои навыки, в отличие от брата. Ей больше нравилось оружие, а нежный и романтичный, а местами даже наивный Эл предпочитал обходиться без боя. Тем более - что хозяину таверны до боёв - у него есть работа. Хозяева придорожных заведений обычно пользовались уважением со стороны посетителей, а грабить их редко кому пришло бы в голову. К тому же они не были так богаты. Товар продавали на пару медяков дороже себестоимости, поэтому их "В Отрыв!" снискала популярность у всякого рода личностей. В таверне протекали различные махинации, такие как азартные игры, поставка девочек для клиентов, обработка и продажа ценной информации. Иногда правда подвыпившие клиенты не могли различить, кто перед ними - официантка или девочка лёгкого поведения. Что часто приводило к увечьям со стороны посетителей. Элла была жестока в бою. В то же время - неимоверно красивая. Остренький носик, слегка задранный вверх, придавал лицу некое озорство и приманивал взгляд к себе. прекрасные голубые глаза очень выгодно смотрелись в сочетании с её светлой кожей. Шикарные длинные волосы, ниже пояса, красивой волной лежали на обнажённых плечах девушки - обычно она закалывала их двумя спицами в пучок, на восточный манер, но сегодня было не перед кем прихорашиваться. Напротив, предстоял серьёзный разговор и ей хотелось несколько "одомашнить" обстановку. Парень, стараясь не шуметь, поставил кресло рядом с её и опустился в него, принимая позу мыслителя - левая рука несколько безвольно повисла вдоль бортика, правая же опёрлась на колено, подбородок лёг на кисть. Лёгкий шорох пронёсся по окружающим их деревьям, сбив пару лёгеньких слабых листочков. Эл выделил из них один, побольше остальных и сконцентрировался на нём. Листочек, захваченный потоком ментальной энергии, приостановил своё падение. Парень, улыбаясь, проводил его глазами и опустил на макушку Эллы. Блин! девчонка встряхнула своими, ярко белыми в этот раз, волосами, смахивая листочек. Когда тот, обиженно колыхнувшись на прощание, улетел, она звонко рассмеялась. Эл присоединился к ней. Отсмеявшись, он легко кашлянул и начал говорить. Элли... Что же ты наделала? - прямо в лоб задал он вопрос. Ты не можешь быть толерантнее к людям? Толерантнее? Когда эта жирная скотина суёт свои руки куда ни попадя?! - девушка вздёрнула носик, убирая рукой со лба растрепавшиеся прядки волос. Тебе не понять, братик! Если женщина ухватит тебя за твой причиндал, я думаю ты будешь только рад! - она ехидно усмехнулась - Мне же неприятно, когда всякий подвыпивший боров распускает свои грабли! Эл печально улыбнулся. Противопоставить доводам сестры он ничего не мог, к тому же знал о её тайных наклонностях - Элла предпочитала девушек, а значит ей вдвойне сложно было терпеть всякого рода нападки со стороны мужского пола. Вот и сейчас - своевольная девушка умудрилась сломать нос одному из здешних поставщиков продуктов. Они и так уже, поняв, что заведение "растёт" и растёт оборот торговли, стали завышать цену. Но пока у Эла была некая монополия, он ставил свою цену, торговцы не рыпались. А куда деваться? Земля принадлежала роду Кеннингов, "Отрыв" тоже, а найти нового поставщика никогда не поздно. Но теперь своенравие любимой сестрички могло дорого обойтись незадачливым хозяевам таверны - если их вдруг обвинят в нападении с целью наживы - могут посадить в кутузку и лишить земли в уплату морального ущерба. Что же делать? Небо на секунду посветлело, выпуская в атмосферу белоснежную комету. Она прорезала ночной воздух и скрылась из виду. Элла шевелила губами. Брат улыбнулся ей и проговорил - Будем стоять до последнего! Это наша земля! А что ты, кстати, загадала? - испытующе спросил он, на деле же желая перевести тему и разрядить обстановку. Элла поднялась с кресла и подошла к брату. Мягкое облегающее платье выгодно подчёркивало её точёную фигурку в свете луны и звёзд, а светлая кожа сияла. От неё чудно пахло необычным цветочным ароматом - она сама изготавливала свои духи, а поскольку рядом находился обширный лес, ей не составляло труда найти нужные травы. Девушка наклонилась и поцеловала его в щёку, а затем щёлкнула по носу - Ты же знаешь, если скажу, не сбудется! - и нежно улыбнувшись ему, ушла в дом. Эл присел в кресло и достал трубочку. Набив её, он прикурил (огниво дало искру не с первого раза, да и табачок был малость сыроват) и, выпустив струю сизого дыма, задумался. Завтра придётся проявить всю эрудицию...
Весемир: Эх!Хорошее пиво. - говорил Весемир - Сегодня в таверне хорошо. Эй, официант ещё пива. Весемир ждал пива. Решил пока поиграть в покер с костями. Он всё время проигрывал. Каждый раз, сокрушаясь и ругая себя он не заметил, как принесли пиво. Он неожиданно заговорил: Не везёт сегодня! Просто невезение. Зачем садился!? Он затянул пиво. После пива почему-то захотелось есть. Эй! Эй! - крикнул Весемир - Официант! Официант подошёл. Весемир заказал: Мне мяса и пожарьте. Пива. Дайте ещё соус и хлеб. Весемир протяул деньги. Он думал: Может попробовать себя в кулачном бою? Нет! Я слишком стар для этого. Хотя... Нет точно нет! Принесли еду. Весемир стал есть. Жадно поедая мясо он причмокивал. Всё спать пойду. - сказал Весемир.
Риенс: незадолго до событий "Крови эльфов", где-то на севере Риенс сидел на жесткой кровати и размышлял о природе власти. В левой руке он сжимал завязки от массивного кошелька с серебром, который покачивал на манер маятника, в правая покоилась на рукояти кинжала. Прямо напротив него к массивному креслу был привязан еще не остывший труп женщины с колотой раной в груди. "Власть - это способность индивида влиять на мир." - писал Никадемиус де Боот во вступлении к одной из своих книг. - "Каждый индивид обладает определенной властью - и определенным образом влияет на мир. Как видимое направление движения тел складывается из суммы импульсов, так и любое видимое событие является суммой устремлений, зачастую - противоположных, многих индивидов." Власть... Я тоже обладаю определенной властью, и определенными устремлениями. И всегда начинаю с вежливой, ничем не подкрепленной просьбы. Сила убеждения... Чтобы купить простеца, часто достаточно слова - шпионы это знают, как и священники. Дураки даже не понимаю, что продаются. Но не все и не всегда. Тогда прибегают к власти золота. «Звон монет затмевает белый свет»... Большинство людей покупаются за золото и серебро. Это лишь вопрос цены. Однако умные понимают, что деньги - лишь один из видов власти, причем - не лучший... но таких мало. Намного чаще взять деньги людям мешает честь... Глупая, дурная штука. Честь - это божество, и на ее алтарях приносят в жертву возможности. Честь - костер для амбиций, она многое отнимает, но ничего не дает, кроме чувства собственного достоинства... которое можно подпитывать и другими способами. Например, можно использовать для этого власть стали и магии, право сильного вершить расправу над слабыми. А высшее проявление власти над чем-либо - это возможность его уничтожить. Кто сказал это? Не помню... Говорят, убийство возбуждает, заставляет почувствовать себя живым. Но меня... Нет. Я никогда не был маньяком, убивающим ради убийства. Может быть, потому, что те, кого я убивал - ничтожны. Возможно, потому, что ничтожен я сам. А скорее всего, потому, что убийство - не цель, но средство. Умный человек всегда хочет большего. Если я убиваю, то лишь на пути к власти... Почему же меня не покидает чувство бессмысленности всего происходящего? Риенс тряхнул головой, как будто это помогает избавиться от посторонних мыслей, убрал руку с кинжала и полез за пазуху. Необходимо было отослать сообщение хозяину. Нащупать амулет, сжать пальцами... сосредоточиться. - Мэтр, я напал на след барда Лютика, который является близким другом того самого ведьмака и который, предположительно, имеет информацию о его нынешнем местонахождении. Амулет потеплел... через несколько минут напряженного ожидания в сознании агента выкристаллизовался ответ. - Хорошо. Следуй за певцом и выжми из него все, что он знает. Можешь не церемониться. Как и всегда, мэтр, как и всегда.
Лютик: Риенс пишет: - Мэтр, я напал на след барда Лютика, который является близким другом того самого ведьмака и который, предположительно, имеет информацию о его нынешнем местонахождении. В одном из новиградских кабаков со скромным названием «Корсаж чародейки» всегда было людно. Строго говоря, кабак начинался от порога и заканчивался у лестницы; на втором этаже, куда без дополнительной платы ходу не было, находился самый настоящий бордель. Дюжий вышибала с дубинкой следил за финансовыми расчетами, как голодный упырь за девственницей, одиноко бредущей в ночи, потому-то Лютик и оставался до сих пор среди гуляк и пьяниц, поминая про себя недобрым словом ту самую девственницу, упыря-охранника и заодно прижимистость мамаши Элигии, которую в бытность ее обычной вызимской шлюшкой Лютик знал еще под именем Зузанны. Сменив имя и перебравшись в Новиград, Элигия-Зузанна ничуть не утратила былой деловой хватки. С деньгами у Лютика было негусто, поэтому он пристроился на краю лавки, поближе к теплому очагу, и принялся подтягивать струны лютни с видом человека, которому некуда торопиться, который знает себе цену и, кажется, петь вовсе не собирается, ну разве что его хорошенько об этом попросят… - Лютик, старый потаскун! Где еще я могла тебя отыскать! Как и подобает известному менестрелю, Лютик сперва подобрал челюсть, потом во все глаза уставился на подошедшую девушку. - Шани??? Но… Ты разве не должна быть сейчас в Оксенфурте? Что ты здесь делаешь? Закутанная с ног до головы в изрядно промокший шерстяной плащ, медичка уселась напротив и отбросила капюшон, открывая милое личико, умытое весенним ливнем. - Можешь считать, что я здесь исключительно из-за тебя, ради тебя и по твоей вине. Поэтому рассчитываю на кружку горячего вина. С травами. Лютик тяжело вздохнул и постучал по столу монетой, подзывая мальчишку-слугу. Когда Шани взяла в ладони тяжелую глиняную чашу, над которой поднимался ароматный дымок, Лютик одарил ее нетерпеливым взглядом: - Что-то случилось? Девушка кивнула, не торопясь удовлетворять любопытство менестреля. Говорить она начала только после нескольких глотков: - Случился внезапный Геральт, - пояснила она, переходя на едва слышный шепот. – Он свалился как снег на голову, очень торопился. Просил передать тебе эту книгу. Он хотел, чтобы ты сохранил ее для него… Когда-нибудь он ее заберет. Отставив чашу, медичка вытащила из-за пазухи небольшой томик в переплете тисненой кожи и протянула его менестрелю. Лютик дотронулся до книги так, словно это была гремучая змея. - Геральт? В Оксенфурте?.. – недоверчивым шепотом переспросил бард, открывая первую страницу. – «Голубая жемчужина»… Ах ты черт! В страницах книги красовалась выемка, явно вырезанная наспех и грязным ножом. В выемке покоился странный амулет, кулон без цепочки в форме четырехконечной звезды с крупным черным камнем в центре. Камень казался живым и дышащим, он словно ворочался в оправе. Лютик торопливо захлопнул книжку. - Со стороны ведьмака очень мило было прислать мне сборник Эсси. Конечно же, я сохраню его, - пообещал бард, испытывая острое желание забросить таинственный кулон куда подальше. – Геральт не говорил, куда поедет после Оксенфурта? Шани молча покачала головой, глядя куда-то за спину Лютика. Ей показалось, что сидевший за соседним столом реданец в одежде зажиточного горожанина слишком внимательно прислушивается к их разговору…
Койон: Стояла холодная пасмурная погода. Это надоедало всем, даже ведьмаку Койону, которому пришлось ехать несколько дней по дождю, от которого размыло все дороги. Именно поэтому дорога к Новиграду заняла у ведьмака так много времени. Темнело. Койон ехал по тракту. Копыта его лошади немного увязали в грязи, что, тем не менее, замедляло продвижение к городу. За очередным поворотом Кот увидел деревню. Ведьмак достал карту. Несколько крупных капель упали на лист пергамента, на котором был изображен юго-запад Редании. "Если верить карте, - подумал Койон, - то до Новиграда мне остается еще добрых полтора дня пути. Стоит остаться в деревне на ночь, чтобы передохнуть". Тем временем лошадь Кота уже въехала в деревню. Койон заметил крупный трактир (все-таки деревня была расположена на тракте). Ведьмак спешился, отвел свою лошадь в конюшню, находившуюся справа от станции, снял со скакуна поклажу (сундук с эликсирами и небольшую сумку) и попросил конюха привести его в порядок, протянув ему монетку среднего достоинства. Затем ведьмак направился к дверям трактира, возле которых висела большая доска объявлений. Койон дал про себя обещание вернуться и изучить ее. Зайдя в трактир, ведьмак удивился тому, что в ней так тихо и пустынно. Только несколько завсегдатаев тихо переговаривались в углу, да трактирщик стоял за стойкой и протирал кружки. Кот направился прямиком к корчмарю. Заказав комнату и обед (за это Койон выложил половину своих денег), ведьмак отправился в свой "номер". Несмотря на то, что таверна располагалась в деревне, комната была довольно чистой и уютной. Во всяком случае, комаров и клопов не было, простыни были чистыми, на деревянной кровати лежал чистый перьевой матрац, а рядом стояла небольшая деревянная конторка. В углу была небольшая печка, рядом с которой лежало немного дров. Рядом с дверью находилась вешалка, на которую Койон повесил свой промокший плащ. Сумку и сундук он положил рядом с конторкой, поверх них Кот возложил мечи и кинжалы. Затем ведьмак спустился вниз и снова вышел на улицу, под дождь. Рядом с дверью трактира по-прежнему стояла доска объявлений. Койон принялся внимательно изучать ее. На ней было очень много объявлений о продаже и покупке овощей и сельскохозяйственных орудий, два объявления о продаже дома, одно объявление о покупке коровы. К сожалению, ведьмака они интересовали не очень сильно. Его интересовало следующее сообщение, написанное неряшливым почерком и с кучей ошибок, гласившее: "Храбраму Жрецу али Ведьмаку, каторый смогет изгнать с нашей диревни ужаснава баргеста нограда в 50 крон". Объявление было подписано трактирщиком, который, по совместительству, являлся старостой этой деревни. Койон направился было обратно в таверну, но тут услышал вой, похожий на волчий, но слегка дрожащий. Даже ведьмак стал немного нервничать. Но тут произошло нечто неожиданное - перепуганный трактирщик выглянул в окно и стал звать ведьмака внутрь. Тут посередине дороги возникло синевато-серебрянное свечение, из которого через мгновение вырисовался силуэт пса, похожего на добермана, длинной около двух метров и высотой в метр. Койон думал - каким знаком лучше противостоять этому призраку: аардом или квеном. И то, и то могло не сработать, призрак выглядел сильным. В конце концов, Кот остановился на квене. "Мелителе, помоги мне..." - взмолился ведьмак про себя, подняв в руку и сложив ее в знак. На мгновение в деревне стало светло, как днем. Ладонь Койона и баргест засветились приятным желто-белым светом. Призрак на секунду замер. Затем сделал шаг, второй... И исчез, оставив на земле лужицу эктоплазмы. Кот упал. Знак его очень истощил. Трактирщик выбежал на улицу, взял ведьмака за плечи и затащил в корчму. Это было совсем несвойственно трактирщикам. Затем завсегдатаи отряхнули одежду ведьмака, посадили его на стул и налили водки, что было совсем несвойственно завсегдатаям. После этого к ведьмаку подбежал трактирщик с заказанным обедом и мешочком, звеневшим от его содержимого. Завсегдатаи наперебой спрашивали у Койона всякую чушь. - Вы не ушиблись, милсдарь ведьмак? - Еще водки, милсдарь ведьмак? - Благодарим вас за помощь, милсдарь ведьмак! - Не тяжело ли было чарами баргеста изгонять, милсдарь ведьмак? Никогда еще Койону не оказывали такой теплый прием. Было очевидно, что баргест здорово насолил жителям деревни. Отужинав и взяв свою награду, ведьмак не без помощи трактирщика поднялся в свою комнату. Там уже была растоплена печка. Койон сложил свою одежду у печки, выпил эликсир филина и лег спать. На следующий день Койон, отдохнувший и выспавшийся, продолжил свой путь к Новиграду.
Йеннифер: Она ворочалась долго, не могла уснуть. Время от времени проваливалась в дрему, мучительную и тягучую, как смола. Потом просыпалась с холодным потом на висках и вновь лежала в шелковых простынях несколько долгих часов, закусив губу и глядя в одну точку над собой, борясь с тошнотой. Эта болезненная, обессилевшая, бледная женщина сейчас была сама на себя не похожа. Раскиданные по подушке, влажные и слипшиеся от пота, черные змейки волос ничем сейчас не напоминали тот сумасшедший вихрь локонов цвета воронова крыла, обычно струящийся по плечам. И эти впалые щеки, синяки под глазами, искусанные бледные губы... От Йеннифэр остались сейчас только лихорадочно блестящие фиалковые глаза, метавшие фиолетовые молнии из-под полуприкрытых век, отказывающие сдаваться. Чародейки не плачут? Ложь. Плачут все. Но эта старалась держаться. Когда очередная волна непереносимой боли захлестывала ее — она кусала губы, впивалась изо всех сил, до крови, но не позволяла не единому стону сорваться с них, не единой слезинке не просочиться через зажмуренные веки. А боль была адской. Экспериментальное лечение, дорогая операция... и лекарства, которые она принимала каждый день, горькие тошнотворные настои, от которых Йен рвало. Но чародейка все равно их пила, потому что верила — помогут, и она сможет быть такой же, как и все. Обычной женщиной. Матерью. Йеннифэр всегда страдала оттого, что не может иметь детей. Чародейки стерильны. Кто знает, может, она бы не стала ничего предпринимать, смирилась бы с этим в конце концов, если бы не одно исключение из этого правила: матерью Геральта была чародейка. Потому Йен долгие годы искала способы излечить, устранить свой дефект. И, наконец, кажется, появился человек, способный ей помочь. Лечение было очень сложным, очень дорогим и очень болезненным. ...На Йен снизошло, наконец, забытье. Она погрузилась в самые глубокие омуты своего сознания, в те темные кусочки прошлого, которые она всегда пыталась стереть из памяти, выжечь каленым железом. Вот она идет по улице, даже не идет, а ковыляет. Стайку мальчишек девочка заметила давно, и теперь посматривает на них краем глаза, стараясь держаться от них подальше. Но они ее увидели, как и всегда. - Смотрите, вон карга идет! - Ведьма! Чертова ведьма! Вот в нее полетел первый камень, а Йен только неуклюже присела, вся сжалась, несчастная маленькая девочка, замершая в дорожной пыли и окруженная жестокими мальчишками. Сейчас у нее даже не было имени, того, которое она будет гордо носить много лет спустя: Йеннифэр. Сейчас ее называли «она», «девчонка» или «карга». Один мальчишка подбежал к ней и ткнул ее носком сапога. Девочка завалилась на бок, и так и осталась лежать, не двигаясь и лишь злобно глядя на обидчика. Маленькая пятилетняя некрасивая девчушка, которой даже не дали имя. Ее даже нельзя было назвать просто нескладной — она была уродлива. Чересчур длинный нос, слишком острый подбородок, одна нога длиннее другой... и горб на спине. Дети не любили ее возможно потому, что действительно боялись. Даже родители не любили свою дочь, она была для них только обузой. ...Резкая боль внизу живота вывела женщину из забытья. Йеннифэр тяжело дышала, на лбу выступила испарина, а на губе — капелька крови. «Скорее бы это закончилось.» Боль неторопливо отхлынула, милостиво (а может быть, жестоко) погружая женщину в очередное видение.
Дэган Крапп: Таверна была полна народа. Судя по всему, шел какой то праздник. Перерастающий, впрочем, в обычную попойку. Девки еле успевали таскать из подпола новые боченки с медовухой и пивом. Раз в несколько минут воздух разрывали визги девушек, получавших от "посетителей" шлепки по известному месту. Человек, сидящий за дальним столом, молча наблюдал за развернувшимся в таверне балаганом с уставшим, даже равнодушным выражением лица. Медленно потягивая пиво из большой деревянной кружки, он водил по залу глазами, будто ища знакомое лицо . Задача была непростая. Гулянка началась около часа назад, и сейчас все находящиеся в зале таверны выглядили почти близнецами. С одинаковыми буро-красными довольными рожами и раскосыми, сощуренными глазами. Внезапно взгляд незнакомца остановился на высоком лысом детине с роскошными рыжими усами и такой же бородой. Неудивительно, что незнакомец так долго искал его. Темно- красный цвет лица в сочетании с огненно-рыжей бородой давал великолепный камуфляж. Детина демонстрировал фантастическую подвижность и кординацию, отплясывая чудаковатый танец, и при этом еле держась на ногах. Пришлось ждать почти пять минут, прежде чем безумная пляска завершилась. Очевидно, что танцор решил передохнуть, при этом добавив себе сил порцией медовухи. Всеми силами пытаясь держать курс на дальний стол с боченком , детина двинулся в путь. Шатало его не хуже матроса торгового кога в девятибальный шторм. Человек, до этого лениво наблюдавший за "танцором", быстро встал и двинулся на перерез. При этом он изобразил на лице улыбку и развел руки в обьятии. Детина, заметив это, улыбнулся совершенно безумной улыбкой, явив миру свои неполные четырнадцать зубов, и так же развел руки. Обьятия были крепкими, детина сильно прижал к себе незнакомца. И будто обмяк в его обьятиях, навалившись на парня всем своим немалым весом. Незнакомец аккуратно усадил дылду на ближайшую лавку. Через полминуты голова рыжего детины со стуком упала в деревянную тарелку с капустой. Скрипнула дверь таверны...
Сигизмунд Дийкстра: Дийкстра стоял возле обрыва. Был вечер, и Дийкстра наблюдал, как лучи алого солнца скользят по тихой глади темного моря Новиграда. Дийкстра любил смотреть на закаты. В такие минуты он забывал о работе и наслаждался жизнью. Но сегодня Дийкстра был весь в мыслях о своей новой должности. Сегодня король Визимир назначил его на должность Шефа Реданских Секретных Служб. Старый шеф скончался от тяжелой болезни сердца, и единственным нормальным кандидатом был Дийкстра. Для него эта новость не была таким уж сюрпризом. Дийкстра знал, что выбор короля пал на него, так как он был самым ответственным, и всей душой был за свою страну. Дийкстра был жестоким, но эта жестокость была ценой за сохранения порядка в стране. От мыслей в себя Сигизмунда привел чей-то голос. Обернувшись, он увидел своего брата, Ори Ройвена. Ори, как и Сигизмунд, окончил Оксенфуртскую Академию, и закончил ёе со званием магистра. Дийкстра уже решил сделать его своим помощником, так как он любил брата, и всячески ему помогал. Он надеялся, что зарплаты на новой должности ему достанет, чтобы наконец-таки помочь. Ори с его болезнью легких, которую до сих пор никто не мог излечить, даже чародеи и жрецы, которых считали лучшими знахарями -Сигизмунд, пора уже идет на банкет. Сейчас начнется официальная часть. -Сейчас Ори- сказал Дийкстра, смотрящий на почти зашедшее за горизонт солнце.
Нэннеке: За окном тихо пели цикады. Теплый ночной воздух был напоен запахом свежескошенной травы. Жрица долго ворочалась под тонким одеялом, пытаясь уснуть. Но сон не шел. Наконец отчаявшись заснуть, встала и зажгла стоящий на столе светильник. Трепещущий на легком ветерке язычок пламени осветил небольшую уютную комнату. Удобная, но без лишней роскоши, кровать в правом углу, камин, по летнему времени пустой и холодный, небольшой книжный шкаф. Теплый пушистый ковер, устилающий пол, приятно согревал ступни. Удобно устроившись в кресле, стоящем рядом со столом, Нэннеке оперлась локтями на стол, опустила подбородок на сплетенные пальцы, следя глазами за крохотным пламенем. Она знала, что не давало ей уснуть. Что лишало сна не только ее. Война. Нильфгаард. Нильфгаардцы, расползающиеся, как черные муравьи по сахарной голове, по северным странам. Что же нас ждет? Весь юг охвачен огнем. Содден превратился в одну большую братскую могилу. А Цинтра... Цинтра пала. Перед мысленным взором проходили все те, кого приводила в храм война. Солдаты, лишившиеся кто руки, кто ноги или глаза, беженцы, бегущие от наступающей нильфгаардской армии, дети, потерявшие родителей, родители, разыскивающие детей... Сломленные, утратившие веру, они убегали от идущей по пятам смерти. Бежали дальше, на север. Но жрица слабо верила, что Яруга остановит эту смерть. А значит, бежать бесполезно. Минуты текли, складываясь в часы. Жрица все также сидела в кресле, уставившись в пространство отсутствующим взглядом. Залетевший в окно порыв ветра всколыхнул легкие шторы и задул светильник, погрузив комнату во тьму. Лишь далеко на горизонте разгоралась кровавая заря нового дня.
Фольтест: Фольтест потянулся на неудобном рабочем стуле и обреченно взглянул на кипу бумаг и указов, которые устрашающе возвышались на столе. Король устало крикнул: - Дэлан! Дэлан! Где ты, побери тебя мрак! Верный слуга, который дежурил у дверей кабинета его величества незамедлительно явился. - Вы изволили звать, мой господин - молодой парень поклонился. Король внимательно посмотрел на него. - Скажи мне Дэлан, где мой личный секретарь? Где этот лентяй? Почему я разбираю указы вместо своих поданных?! Напомни, что бы начальник стражи выдал этому бездарю десять ударов палками. Пусть знает, что лентяйство на службе у короля - преступление. Слуга тяжело сглотнул. - Но, ваше высочество, я не могу выполнить ваш указ. Король подозрительно посмотрел на слугу. - Как это не можешь? Или ты тоже против меня?! В моем личном замке, мой личный слуга. - проговорил король тихим шепотом. По лбу юноши покатилась одинокая капля холодного пота. Она скользнула по лицу, застряла в носогубной складке, застыла на подбородке и, отяжелев, упала на холодный каменный пол личного кабинета Фольтеста. В повисшей тишине звук падения показался юноше похожим на тот, который издает звук топора, опускаясь на плаху. - Нет! Господин, я не могу исполнить ваш указ, потому что вы вчера отдали распоряжение казнить вашего секретаря, почтенного Эленгерда. Ваш указ уже был исполнен на рассвете- ответил слуга срывающимся голосом. Король недовольно посмотрел на юношу. - А почему я отдал такой указ? Слуга вытер пот и ответил. - Эленгард имел неосторожность в передвижении и нечаянно наступил вашему величеству на ногу. Вы вскрикнули и велели казнить. Фольтест раздосадованно посмотрел на юношу. - Ну я же не всерьез это сказал. Найдите нового секретаря, пускай займется делами. А теперь - король сделал маховый шест рукой -пошел прочь. Юноша буквально вылетел пулей из кабинета. Фольтест обреченно хрустнул пальцами и продолжил работать.
Золтан Хивай.: Незадолго до событий"Крещения огнём" Золтан ещё не встретил Геральта. Территория: Лагерь беженцев. -Смотрите!-Золтан утёр себе нос-Телега. Здесь лагерь недалеко. Как беженцы его не растащили. -Да!-Думал Золтан.-Может там есть чего из провизии. Золтан и его команда стояли в лесу. Дремучем лесу с небольшим подлеском. Дорога ,рядом с которой в кювете лежала телега и две мёртвые лошади, была хорошо вытоптана и присыпана листьями. Лес в общем состоял из дубов и сосен. Редко когда встречались берёзы и липки. Золтан Резким движением положил руку на плечо Персивалю Шуттенбаху тот слегка вздрогнул. -Персиваль.-Золтан убрал руку с плеча.-Пойди разведай не сожгли ли лагкрь. Только близко не подходи. Язон, Калеб, вы проверьте есть ли что-нибудь в телеге если есть - возьмите. Золтан начал переминаться с ноги на ногу по запылённой дороге. Он присел на бревно что лежало поодаль от дороги. Ножны он снял и положил рядом на дубовое бревно. Вдруг морщины около его рта зашевелились: -Ребята.-Сказал он друзьям оставшимся без работы.-Мы запасы в лагере пополним. Если в телеге ничего не найдём. Вдруг Калеб и Язон прибежали их дыхание явно было не в порядке. Начал Язон Варда: -Ничего нет.-Язон присаживался на бревно.-Только обломки и мётвые лошади,но нам этого не надо. Калеб сел рядом с Мунро. Почти всё великое толсто бревно было заполнено. Оставалось только немного места. -Где этот Персиваль ошивается?-Золтан вопрошающим взглядом оглядел всех не надеясь получить ответ. Персиваль как по зову подлетел. -Вот-Гном еле дышал-Всё с лагерем беженцев нормально. Пойдём. Они гуськом двинулись к лагерю. Лес редел. Был уже не таким плотным. Им навстречу пошёл стоящий у ворот беженец-стражник. -Так так.- Начал "стражник"-И куда это краснюды направляются? -Я не краснолюд!- Начал было гном. -Не кипятись-Ответил стражник.-Наши люди вас недолюбливают. Золтан взялся всё уладить: -Мы спасаем беженцев, уводим подальше. Так-что пропусти нас. -Мне не особо верится. Но мне что-то о вас говорили. Проходите. Золтан и команда вошли и осмотрелись. Весь лагерь кипел жизнью кто стирал, кто работал с железом, кто играл в карты. В лагере было много палаток. Одна была особо высока. В ней жили "главари". Земля была хорошо утоптана. В ней было много глины. Золтан купил у одного из кметов еды, но по виду оружие у них было не ахти какое. Вдруг он услышал топот копыт. Очень громкий, но у кметов было мало лошадей. -Не может быть!!!-Золтан взглянул на дальние ворота.Нилфы. -НИЛЬФЫ!-Кричал он-Наступают. Спасай кто может. К краснолюдам подбегали несколько женщин и детей. Краснолюды схаватили их и выбежал без боя через горящую стену.
Искра: Напоминаю, "Аенниэведдиен" - настоящее эльфийское имя Искры) - Аенниэведдиен… Она молча стояла посередине огромного зала, опустив голову, скрывая слезы обиды и несправедливости. Темные волосы были спутаны – видимо, их не расчесывали уже несколько дней. Да, в темницах эльфов было плохо не только людям, но и самим эльфам. - Ты обвиняешься в убийстве своего сородича, убийстве без причины. Она закусила губу, стиснув кулаки. Сердце просто разрывалось на куски от такой несправедливости. Хотя, почему несправедливости?.. Может, это и было справедливо, но ведь они все равно не поймут. Да и не поверят. «С особой жестокостью» - так ей объявили. - Я уже говорила тогда. Я повторю и сейчас – это была случайность! – в голосе звучали слезы. – Я не хотела ее убивать… Голос Аенниэведдиен сорвался, она опять замолчала. Ведь все это девушка им уже говорила, но они не верили. И в какой-то степени она их понимала. Поверила бы она сама?.. Вряд ли. Но… Суть от этого не меняется, ее довели! Это было не намеренно, не специально! Это не простое убийство! Так просто все не решается! Внутри была какая-то опустошенность. Жизнь как будто оборвали, даже еще не отняв ее физически. Аенниэведдиен наконец решилась поднять глаза на своего судью. И, как выяснилось, зря. Там был холод и непонимание. Презрение. Жестокость. Они просто не хотели ничего слушать, никаких оправданий. Убийство – самое страшное, что можно совершить, ведь эльфов и так было слишком мало. А если все начнут резать друг друга… Да, она понимала, что не получит прощения. Но каково же будет наказание?.. - Время, когда ты могла защищать себя и доказывать свою невиновность, прошло. Тебя привели сюда не для того. Суд решил твою судьбу. И он замолчал. Как будто намеренно мучил ее. Аенниэведдиен опять сжала кулаки, да так, что ногти впились ей в ладони. Выступила кровь… - Я слушаю… - дрожащим голосом пролепетала она, уже ни на что не надеясь. Девушка опять подняла взгляд, но она больше не делала смотреть на эти враждебные лица – она смотрела просто перед собой в открытое окно, смотрела на родную природу. Может, это последнее, что она видела в жизни. Знакомые с детства могучие деревья, некоторым из которых была уже не сотня лет. Все то же пение птиц. Птиц, которые не понимали, что сейчас решается чья-то судьба, чья-то жизнь. Которые просто пели. Просто жили и наслаждались жизнью. По лицу эльфки опять потекли слезы. Безмолвные и тихие. - Мы тебя изгоняем, Аенниэведдиен, - произнес судья. – Изгоняем. Судорожный вздох… Это же… - Нет!!! – крикнула она. – Нет-нет, только не так!!! Нет… Она закачала головой, упав на колени. Некоторые из присутствующих поежились, кто-то нахмурился, но практически все они считали, что суд был прав. За убийство – нечто худшее. Ведь там, в мире людей… Не только смерть, но и страдания. Муки. Искупление. Ей никто не ответил. Да и сама девушка больше ничего не говорила. Ее просто схватили и вытащили из зала, поставив тем самым точку на жизни этой эльфки. Сознание Аенниэведдиен затуманилось. Она не верила и не хотела верить. Но ее народу было все равно… И вопрос напоследок - на Трисс писать??? Или одного поста хватит?)
Рёнар: Не помню, сколько я просидел напротив черного пепелища, когда-то бывшего моим домом. День уже давно перевалил за половину, Солнце, медленно клонясь к горизонту, окрашивало огнем стволы сосен и мою голову. Огнем! Само того не желая светило горько насмехалось надо мною. Жив.. Как посмел я остаться живым после такого? Как посмел бродить по прохладному лесу? Я поднялся, кусочек дерева, видимо от ворот, который я теребил в пальцах, положил за пазуху. Оглядываться не стал, молиться тоже. Погребены они подобно королям, а птицы оплачут их куда красноречивее меня. С меня теперь иное.. Благо меня никто не узнал, рыжие волосы перемазал грязью, на голову накрутил тряпку. Из разговоров по драгоценной крупице выуживал нужную мне информацию. Медленно, но верно мне открывалась картина. Эх, не суждено было сбыться моим надеждам, не случаен был пожар этот. Информацию о бабке переварил уже в равнодушном состоянии, решение уже пришло, да и, кажется, все слезы я уже отплакал у дома. У всего есть свои пределы, и печаль уже давно сменилась странным отрешением. Жилище ее я нашел почти сразу – спасибо, болтливому прохожему. Высокий, крепкий дом, сложенный умелыми руками. И чего ей неймется, интересно? Как только мог тихо пролез в дом. Побродил по комнатам, в конце концов нашел бабку. Спит, как ребенок. Я растворил окно и пустил в комнату лунный свет. Я не знал, зачем это делаю, может просто хотел посмотреть ей в глаза, прежде чем душить? На кровати послышалось шевеление, я резко обернулся. Бабка широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на меня. Пока я успел что-либо сообразить, она приглушенно вскрикнула, взмахнула руками, пытаясь закрыться от меня, и обмякла на подушках. Так даже лучше вышло, сама себя и наказала.
Сабрина Глевиссиг: Сабрина слегка прикрыла глаза, стараясь как можно лучше сосредоточиться. Денек ожидался не из легких, давно таких не было. Решающий момент, то есть один из таковых. Магичка резко распахнула глаза, решительно одернув прозрачную блузку. Да, она никогда не была стеснительной в плане одежды и редко что прятала. Сабрина решительно вошла в зал. Танедд. Чародеи. И их парочки. Как всегда, привели кто кого… Ну что ж, так уж заведено, маги были чисто за себя, а чужое мнение их не волновало. «Ну да, и Йеннифэр тоже здесь… Кого притащила?.. О, прелестно, своего знаменитого ведьмака. Какая безвкусица!» Сабрина тихонько фыркнула, и бриллиантово-ониксовые серьги в ее ушах запели тихую трель. Сама же магичка продолжала сверлить взглядом присутствующих, выискивая нужных ей для дела личностей. «Так… Кейра! Отлично, все начинается неплохо…» Сабрина как бы небрежно подошла к Кейре Мец, приветливо улыбаясь, но глаза были холодными и расчетливыми, что-то передающими. - Нам нужно поговорить, - шепнула незаметно Сабрина. - Я знаю, но ведь не здесь же… - А почему нет?.. По-моему, сейчас всем категорично наплевать – все слишком увлечены «дружественным» общением. - Опасно. Вильгефорц тоже здесь, - по-прежнему тихо говорила Кейра. - В зале им пока даже не пахнет, как и остальными членами Капитула. - Хорошо… Пойдем отойдем хотя бы на балкон, - настороженно говорила Мец. - Ну ладно… Две магички, весело смеясь и как будто разговаривая о чем-то совершенно обыденном и ежедневном, направились к балкону. - А тебе не кажется, что это будет еще подозрительнее, то, что мы ушли? – спросила Сабрина, оглянувшись назад. - Вряд ли. Единственные из присутствующих, кто для нас опасен в какой-то мере – это Филиппа и Дийкстра, но они сейчас с нами, так что не вижу проблем. - Не только они. Здесь Йеннифэр, - мрачно проговорила Сабрина. - Конечно, здесь Йеннифэр! Не могло же все пройти так гладко. К тому, ею тоже когда-то нужно заняться. - Ты думаешь, она все-таки с ним? С Вильгефорцем?.. - Но как тогда иначе все объяснить? - В таком случае… - Что с ней делать? – сразу перешла к делу Мец. - М… то же, что и с остальными, - безжалостно сказала Сабрина. Кейра внимательно на нее посмотрела. - Зря завели этот разговор… Все равно не нам решать. - Но и нам тоже, все-так… Вдруг Мец зашикала и натянула на лицо привычное веселое выражение. - Потом поговорим… - шепнула она. Сабрина кивнула и вернулась в зал. Все-таки нужно напоследок поговорить с Йеннифэр…
Профессор: Первый заказ Этот человек сидел в таверне, что нахожилась на полпути от Вызимы в Элландер. Человек был достаточно молод - лет двадцати-двадцати трех, но у него уже выработалось четкое презрение к большинству людей. Он потягивал пиво из глиняной кружки и все поглядывал на зашедшего примерно с час назад торговца. За окном накрапывал мелкий проивный дождь и он нервировал Ральфа Блюдена намного сильнее, чем брюзжание трактирщика и разбавленное пиво. Но сейчас у него не было выбора, потому приходилось терпеть все это. Проклятие, когда он, наконец, наполнит желудок необходимым для удовлетворения его потребностей количеством пищи! Пиво заканчивалось, а торговец все не уходил. Блюден посмотрел за окно немного подслеповатыми глазами - денег на очки не было - Но не обнаружил ничего интересного. Все тот же унылый пейзаж, перечеркнутый тонкими линиями капель. Наконец толстосум поднялся и вышел из таверны, провожаемый взглядом Ральфа. Подождав пару секунд, он вышел следом. Скользя по мокрой земле, он догнал торговца, когда тот был уже в конюшне. - Лотар Джагг. Ты ли это? - воскликнул Ральф, подходя к нему. - Да, это я, но я вас, милсарь, не знаю... - Джагг отошел на шаг. Что ему не понравилось в этом человеке. - Да, ты прав. Я не представился. - ухмыльнулся убийца и обнажил меч - Ральф Блюден. - Что тебе нужно? Кто тебя нанял? - пискнул торговец, вжимаясь в стену. Ральф Блюден засмеялся. Ему нравился животный страх этого жалкого человечка и он упивался этим страхом. Внезапно в его глазах возник интерес: - Что ты можешь мне предложить? - Пятьсот оренов! Все, что у меня с собой! За-забирай! - Джагг сунул убийце мешок со звонкими монетами внутри. - Премного благодарен за сей подарок...- Блюден неприятно усмехнулся -Но твою судьбу он уже не изменит. Почему люди так расщедриваются перед смертью? В отблеске проглянувшей луны блестнул клинок и вошел ровно туда, куда и метил убийца - чуть выше сердца. Торговец закричал и попытался защититься руками, но Блюден уже вытащил клинок и теперь смотрел, как Лотар Джагг сползает по деревянной стене, а из перебитых сосудов хлестает кровь. Убийца с интересом смотрел за предсмертной агонией и считал секунды. Когда торговец затих, он развернулся, недовольный результатом. Он думал о том, то нужно найти способ заставить вытекать кровь быстрее. Он думал о том, что на клинок или стрелу можно нанести яд, действующий почти мгновенно, а затем думал о том, как такой яд составить. А также жумал о том, что сейчас хладнокровно убил человека и ничуть об этом не жалеет. Но в себе он решил разобраться потом, как и со всем остальным. Потому как в дверях стоял трактирщик: - Господи, что вы сделали?! - бледнея, прошептал он. - Проверил, как долго такой же жалкий червь, как ты, проживет с перерезанными сосудами, что не позволяет совершить циркуляцию крови...- спокойно ответил убийца, вытирая меч от крови о куртку дрожащего трактирщика. - Вы...да вы просто какой-то ненормальный профессор...- дрожа всем телом и пытаясь отойти, бормотал трактирщик. Острие клинка уперлось ему в горло: - Профессор, говоришь? Да, это вполне подойдет... - криво усмехнулся Ральф и убрал меч в ножны - Иди зови друзей и сдавайте труп. А я одолжу лошадку. Ты ведь не против? Холодный взгляд вперился в запоывшее жиром лицо. Трактирщик помотал головой и вжался в стену, как Джагг перед смертью. - Ну вот и отлично...- убийца вывел коня из конюшни, залез на него и укатил в ночь, растворяясь в ней. Ральф Блюден, точнее, теперь уже Профессор ехал за наградой. Трактирщик потом рассказывал, что сам Дьявол был там тогда, в той конюшне. Тело было человеческим, а глаза Дьявола. Ему мало кто верит. А кто и верит, все равно быстро забывает эту историю. Ведь чего стоят байки старого трактирщика... А за окнов все так же накрапывал дождь...
полная версия страницы